«Время перестало существовать, день и ночь смешались» – нефтегорец Василий Буцерка о трагических событиях мая 1995-го

1995 год, 28 мая, 01:00. Рабочий поселок Нефтегорск на севере Сахалина живет своей спокойной, размеренной жизнью. Огородники, припозднившись, только возвращаются домой со своих «фазенд», ведь посевная страда в разгаре. Хозяйки торопятся доделать домашние дела, чтобы завтра, в воскресенье, было свободное время для отдыха. Молодежь танцует в местном клубе – там дискотека по случаю Последнего звонка в школе. Но большинство жителей уже крепко спят. Часы монотонно отбивают секунды, и никому невдомек, что через мгновения их стрелкам суждено навсегда замереть в трагическом молчании…

В 1995 году Василию Буцерке было 29 лет. Родился он в маленьком поселке Кенига, но большую часть жизни прожил в Нефтегорске. Это место было для него родным. Уютным домом, где все друг друга знали, а природа щедро дарила местным жителям свои блага. Охота, рыбалка, сбор дикоросов – все это настолько нравилось Василию, что у него и в мыслях не было когда-нибудь переехать. Здесь жили его родители, здесь он впервые полюбил, женился, здесь у него родилась дочь. Да и работа была хорошая – инспектор госпожнадзора в охинской пожарной части № 10. На обслуживании у Василия Буцерки находились Нефтегорск, Сабо, Пильтун и населенные пункты рыбновского побережья. 

День, предшествующий землетрясению, Василий Николаевич запомнил очень хорошо. Спустя время после страшных событий он осознал, что были предвестники, которые предупреждали о надвигающейся беде. Очень беспокойно вела себя домашняя сиамская кошка. Она прыгала по настенным коврам, громко мяукала и всячески привлекала к себе внимание. Но тогда этому никто не придал значения: весна на улице, вот кошка и беснуется. Да и сравнить было не с чем, ведь раньше в Нефтегорске если и случались землетрясения, то редкие и слабые. Разве что люстра слегка покачается да хрусталь в серванте звякнет. Само собой, животные на такие подземные толчки не реагировали, зато среди населения разговоров было на неделю.

Почти весь день 27 мая Василий провел за подготовкой мотоблока для вспахивания огородов. Домой вернулся в час ночи. К этому времени теща, с которой жила семья Буцерка, и их трехлетняя дочь уже спали. Только молодая супруга ждала своего мужа. Поставив машину под окном, Василий поднялся в квартиру и сообщил своей второй половине, что в шесть утра отправится на огород. Девушка стала настаивать: «Нужно отогнать машину от дома. Завтра всех соседей ни свет ни заря перебудишь, пока ее заведешь!». Василий спорить не стал. Машину пошли отгонять вместе с женой, чтобы заодно прогуляться перед сном.

— Собственным гаражом я обзавестись не успел, поэтому часто ставил автомобиль возле одноэтажного поселкового отделения милиции. Когда мы подъехали, нас знакомые ребята, милиционеры, пригласили зайти. Помню, все удивлялись, что вроде бы выходной, а в поселке спокойно – ни пьяных, ни дебоширов. Мы только на стулья присели, сразу яркая вспышка и мощный удар. Не тряска, не вибрация, а именно удар, как от взрыва. Я вместе со стулом перелетел через весь кабинет, больше трех метров, и приземлился возле шкафа с документами. Выбил головой дверцы, голова попала между стеклянными створками. Осколки посыпались рядом с горлом, просто чудом не задев шею. Когда немного пришли в себя и поняли, что рядом все живы, первое что мы предположили, – отделение взорвали, — вспоминает Василий Николаевич. 

В полной темноте компания из четырех человек стала продвигаться к выходу. Пока шли, произошел второй удар – чуть меньший по силе, повалив в отделении всю мебель, которая еще оставалась стоять. «Наверное, война началась», – крутилось в голове Василия. Пелена из пыли на улице, темнота и гробовая тишина говорили в пользу его догадки. Война – ничего другого никто и подумать не мог.

Осознание того, что произошло, пришло спустя секунды, когда рассеялась пыль. Небо было безоблачным, в свете звезд открылась страшная картина: пятиэтажного дома № 17, расположенного рядом с отделением, больше нет. И двухэтажного магазина нет тоже. 

— Мы с супругой побежали к клубу. Рядом с ним стоял наш дом № 21, где остались теща и дочка. В темноте на земле были видны оборвавшиеся провода. Мы старались не наступать на них, они могли быть под напряжением. Когда оказались в центре поселка, из клуба стали выбегать дети. И в этот же момент в одночасье весь поселок, словно по щелчку, взревел. Со всех сторон в непроглядной тьме раздавались крики, плач, мольбы о помощи… Это было словно в фильме ужасов. В двух с половиной километрах от Нефтегорска располагалась телевизионная вышка. Этот страшный вой сотен людей услышали даже там, в закрытом помещении, — рассказывает собеседник. 

Поняв, что без машины не обойтись, что придется транспортировать пострадавших, Василий кинулся за своим автомобилем. Полный масштаб трагедии открылся ему, когда улицы осветили фары. Мужчина вспоминает, что тогда испытал самый большой шок. Подъехав к своему дому, он стал кричать дочери и теще, но расслышать что-то в гуле других голосов было невозможно, как и предположить, в какой части завалов искать свою семью. Некогда жилые здания высотой 17 – 18 метров превратились в груды обломков высотой не более четырех метров. Уже тогда Василий понял, что шанс выжить под этими бетонными плитами минимален, и бросился спасать тех, кого можно было достать без техники и специализированной помощи.

В первые часы трагедии Василий Буцерка и его товарищ Александр Ислямов извлекли из-под завалов около 20 человек. Всех спасенных мужчины помнят поименно. 

— Напротив нашего дома мы услышал крики девушки, бежали по обломкам на ее зов. Это была Аня Железняк. Когда произошло землетрясение, она спала, поэтому была почти раздетая. Она стояла на груде плит и в шоковом состоянии голосила, чтобы к ней не подходили, потому что она без одежды. Пришлось схватить ее силой, нести через арматуру вниз. Я отдал ей свою куртку-аляску, усадил в машину. Потом в мою машину стали приносить и приводить выживших детей. Почти все были раздетые, а на улице всего три градуса. Одежду раздавали нефтегорцы, которые жили в двухэтажных домах. Эти здания выстояли, позднее рядом с ними организовали временный медицинский пункт. Пострадавших принимали врачи Игорь Свечников и Руслан Ахмадулин. К спасательным работам начали подключаться и те люди, которые уцелели на своих дачах. Никто не оставался в стороне, — вспоминает бывший нефтегорец.

Еще одной спасенной в первые часы стала девочка лет двух. Ее мама погибла, выжил только отец. Фамилию семьи Василий Николаевич намеренно не называет. Он не знает, как сложилась жизнь малышки, но надеется, что сможет ее увидеть на годовщине трагедии:    

— Я услышал детский плач, подогнал машину, осветил завалы фарами. Девочка лежала вниз головой, у нее было плитами зажато предплечье, голова распухла и стала похожа на футбольный мяч. К этому моменту уже несколько человек пытались извлечь ребенка из-под плиты, но без инструментов это было сделать тяжело. Я сбегал в машину, принес круглозубцы. Подставил колено под голову девочки, чтобы она не затекала, и начал пассатижами вытягивать байковое одеяло между плитой и предплечьем. Всхлипнет ребенок – я понимаю, что кожу захватываю. Так потихоньку и доставал ее. Минут 30 тянул одеяло, и в один момент ребенок выпал мне на руки. 

Случай спасения Евгения Шульги, своего бывшего коллеги по пожарной части, Василий Николаевич называет экстремальным. Добраться до пострадавшего удалось по узкому лазу, однако сам мужчина выбраться не мог – зажало холодильником ногу. Чтобы выжить, он пытался оторвать свою конечность, но вовремя подоспела помощь. 

— Это было в доме № 5, который горел после землетрясения. Женя не знал, что дом горит. Спрашивает у нас: «Откуда дым?». Мы его успокаиваем: «Костры жгут, не паникуй», а сами понимаем, что времени на спасение очень мало. Холодильник выдалбливали с Александром ломом попеременно, где-то и в ногу попадали. В один момент вторую ногу пришлось использовать как рычаг. Я Женьке говорю: «Делай что хочешь, кричи, ори, но мы должны тебя достать. Готов?». Он мне: «Готов». Не описать, как мы это сделали. Сами едва не задохнулись дымом. Женька выжил, хоть и поседел под завалами. Через минуты тот лаз, через который мы его вытягивали, уже полыхал огнем, — рассказывает Василий Николаевич. 

Спасение Евгения Шульги – одна из редких историй со счастливым концом в разрушенных домах, где произошли пожары. Многие из тех, кто не погиб под многотонными плитами, сгорели заживо. Вспоминая эти страшные эпизоды, Василий Буцерка говорит, что это самое ужасное, что он когда-либо видел:  

— Не удалось спасти сына моего хорошего знакомого, дяди Юры. Их дом № 10 горел. Дядя Юра докричался до сына, услышал только: «Папа, я горю. Я умираю, прощай!». Какими словами можно описать происходящее, когда отец рвется в панике, срывает ногти о плиты, но ничего не может сделать? Даже думать об этом больно… 

У девушки по имени Зоя была передавлена газовой трубой нога. По крайней мере, так думали спасатели, пока не извлекли пострадавшую из-под завалов. Металл пришлось долго пилить ножовкой, работали по очереди, одновременно старались поддерживать нефтегорку морально. А когда вытащили ее, оказалось, что ее вторая нога оторвана, брюшная полость порвана арматурой. Перетягивание конечностей не помогло – девушка скончалась от потери крови. 

Не успели спасти и маму Василия Николаевича. Чтобы достать ее живой, не хватило всего полтора-два часа. 

— На утро после землетрясения мой отец как раз вернулся с вахты. Мы с ним три дня пытались докричаться до мамы. Но что-то услышать было невозможно: сначала она находилась глубоко под завалами, потом над поселком стоял гул тракторов, кранов и пил. Было такое, что даже рядом с тем, кто кричит, находишься, и ничего не слышишь. Люди, чтобы их заметили, между плитами веточки, палочки просовывали или чем-то стучали по бетону. Именно тогда в Нефтегорске впервые в истории применили час тишины. Благодаря ему было спасено много жизней. Вот в такой час тишины я пошел в очередной раз кричать маме, и вдруг она отозвалась. Спрашивает: «Вась, это ты?». Мы успели перекинуться только парой фраз, как час тишины закончился. Бегу к отцу, сообщаю, что мама жива. А он смотрит на меня и не верит, ведь три дня прошло – шансы на выживание практически равны нулю. Как раз в этот момент разбирали соседний подъезд – доставали Валеру Гробалина. У него половина тела уже была на поверхности, оставалось немного, чтобы его полностью извлечь. После этого стали поднимать плиту, под которой лежала мама, но она, к сожалению, не дождалась, — со слезами в голосе вспоминает Василий Буцерка. 

Врач констатировал: смерть наступила совсем недавно. Критических повреждений на теле женщины не было, но была проблема со свертываемостью крови и гипертония. Умерла мама Василия от носового кровотечения. 

Нужно сказать, что техника для разбора завалов прибыла в поселок не сразу. Это могло и должно было произойти раньше, но сыграл свою роль человеческий фактор. В первый час после трагедии люди пытались выйти на Оху. В Нефтегорске связи не было, ближайший телефон можно было найти только в Сабо. Андрею Глебову, бывшему коллеге Василия Буцерки, пришлось пробиваться к поселку на вездеходе через реки Малый Сабо и Кадыланьи, поскольку все мосты были разрушены: 

— Андрей сначала на УАЗе попробовал добраться – не смог. Вернулся, завел вездеход ГДУ. Добрался до Сабо, сообщил начальнику поселкового отделения милиции майору Новоселову, что Нефтегорска больше нет. Телефон в Сабо не работал, провода оборвались. Пришлось выдвигаться в контору ГДУ, где была рация. Связались с РОВД, майор запросил помощь. Но дежурный почему-то решил, что человек пьян или не в себе, и не предпринял никаких действий. Ответ был примерно таким: «Слышь, майор, если не хочешь проснуться капитаном, иди проспись». Мужики вернулись в Нефтегорск ни с чем. А сколько жизней могло бы быть спасено за то время, что мы ждали помощи и своими силами разбирали завалы. 

В числе тех, кого доставали из разрушенных домов последними, были маленькая дочь и теща Василия Буцерки. Их смерть была мгновенной – обе попали под плиты. Осознание того, что родные люди не мучились, хоть немного, но облегчило боль утраты. 

Василий Николаевич признается, что только после похорон близких он осознал, что случилось, и смог думать, как жить дальше. До этого момента он жил и работал на автомате, словно робот. Первые три дня не ел, не пил, не спал. Место скорби заняло всепоглощающее опустошение.

— Для нас перестало существовать время. День и ночь смешались. Мы были похожи на зомби. Уже спустя месяц люди, возвращаясь с больниц, подходили ко мне, обнимали, плакали, благодарили за спасение. А я ловил себя на мысли, что забыл, как доставал их, — говорит нефтегорец.

События мая 1995 года оставили в сердце Василия Буцерки глубокую кровоточащую рану. Даже спустя три десятилетия он, закрывая глаза, видит людей, жизни которых унесла стихия. Сотни и сотни людей. В опознании их тел Василию Николаевичу довелось принимать участие лично. И это стало одним из самых психологически сложных моментов:

— Новое кладбище в Нефтегорске разбили там, где раньше была лесопилка. Туда свозили тела, а мы должны были их опознавать. Поселок у нас небольшой был, все друг друга в лицо знали. Страшно очень, когда ты еще вчера здоровался с людьми, смеялся с ними, а сегодня они лежат перед тобой рядами мертвые. Некоторых доставали такими, что невозможно было опознать. Анализ ДНК тогда еще не делали. Останки фотографировали криминалисты, делали архивы, чтобы потом люди могли узнать своих родных, друзей по одежде, каким-то отличительным чертам. Многие просто замерзли насмерть в бетонной ловушке. Один мой выживший товарищ рассказал, что, лежа без движения под холодными плитами, он собирался свести счеты с жизнью. Смог дотянуться до палки, обломил гвоздь и точил его о плиту. Он понимал, что сам не выберется, и, если бы не дождался помощи, планировал использовать гвоздь, чтобы тихо истечь кровью. 

Годы берут свое. Выживших нефтегорцев осталось не так много. По словам Василия Николаевича, только за последний месяц от возраста и болезней в лучший мир ушли трое его земляков. Тем, кому в год нефтегорской трагедии было 50, сейчас уже 80. А значит, для многих нынешняя встреча в годовщину землетрясения может быть последней. Все, кто еще имеет силы и здоровье посетить свою малую родину и места захоронения погибших, сейчас приехали на север Сахалина. Всего около 95 человек. 

Кроме того, по уже сложившейся традиции бывшие нефтегорцы совершили памятный автопробег.

— Я поставил себе цель: пока есть возможность и силы, – ездить в Нефтегорск каждые пять лет. Также каждые пять лет провожу автопробег. Раньше это был маршрут Хабаровск – Нефтегорск. Ездили через Ванино, по бездорожью. Оклеивали машины памятными символами, фотографиями. Связывались с «Авторадио», выходили в прямой эфир. В дороге это радио многие слушают, а это важно – напомнить людям о произошедшей трагедии. Но поскольку паромные рейсы зависят от погоды и есть риск опоздать на годовщину, а в этом году все ребята отправились на Сахалин в разное время, мы решили проехать маршрутом Южно-Сахалинск – Нефтегорск, — рассказывает Василий Николаевич. 

Уже 30 лет бывший нефтегорец проживает в Хабаровске. После землетрясения он был переведен в этот город по службе. Здесь же из рук мэра краевого центра получил награду за спасение пострадавших – Орден Мужества. Но об этом распространяться не любит, ведь все, что он делал в Нефтегорске, делал не ради орденов. Своих близких Василий Николаевич также перезахоронил в Хабаровске, чтобы в любой момент можно было прийти к ним на могилки.